Конармия[Часть первая] - Александр Листовский

— Да… Только начали к Крыму подходить, а он нас прожекторами осветил и пошел крошить с артиллерии. У меня там товарища убили. Иванов фамилия. Такой был малый хороший. Вот мы на берег кинулись, а там проволока, заграждения. Так мы шинели поскидали, побросали на проволоку, да и по ним, значит, и перебрались. Сколько народу там положили!..

Казак застучал кремнем об огниво, высекая огонь. Искры осветили на миг его рябоватое с белым шрамом лицо.

— Ты там махновцев, часом, не видел? — поинтересовался Харламов.

— Как не видел? Я ж при штабе дивизии состою. Видел. Все время за карманы держался… Начальник штаба, товарищ Ярчевский Яков Григорьевич, часа три их уговаривал.

— Чего?

— Никак не хотели в море лезть… Да, братцы, всяких страхов нагляделся. Да и все бы ничего, а вот без воды было никак невозможно.

— Как без воды? — спросил Ильвачев.

— Да там, на берегу, нет пресной воды. Какая была в колодцах, всю сразу выпили. Войск — многие тысячи. Товарищ Фрунзе все бочки мобилизовал, воду нам посылал. Выходило в день по кружке на брата. Тяжелое положение!

— Факт, — согласился Кузьмич. — Без воды — гиблое дело.

— А вы, товарищ, Фрунзе видели? — спросил Вихров.

— Как же! Перед наступлением он к нам в дивизию приезжал. И до чего простой человек!.. К нам, к разведчикам, заходил. Поговорил. Табачку дал… Он, говорят, в Строгановке у самого моря сидит. Третьи сутки не спит… Ну, братцы, мне пора! — сказал казак, поднимаясь. — Благодарим за угощение.

Он ловко вскочил в седло и, играя надетой на руку плетью, погнал лошадь рысью.

— Хороший человек, — заметил Харламов, посмотрев ему вслед.

— Душевный, — подтвердил Назаров. — Такого человека сразу видно.

Бойцы замолчали. Полный месяц вышел над тучей, отражаясь в спокойной глади далекого отсюда залива. Вокруг было тихо. Широкое зарево разгоралось все больше, колыхаясь и охватывая весь горизонт. — Вблизи послышались шаги.

— Командир эскадрона, — сказал Харламов, приглядываясь.

Иван- Ильич подошел, оглядел сидевших и сказал:

— Друзья, поздравляю вас с победой! Наша пехота преодолела последнюю линию укреплений и ворвалась в Крым. Противник бежит. Завтра выступаем на Севастополь… Ну, кто хочет послушать приказ? — спросил он, помолчав.

— Все послушаем, командир, — сказал Ильвачев. — Добре. Пошли в хату.

Зайдя в горницу, Иван Ильич зажег свечу и, вынув из полевой сумки приказ, прочел его вслух:

— «Приказ Революционного Военного Совета 1-й Конной армии № 95

12 ноября 1920 г. с. Громовка.

Красные орлы!

Войска барона Врангеля, не добитые нами в боях на левом берегу Днепра, укрылись на Крымском полуострове в полной уверенности, что им удастся отсидеться за естественными и искусственными укреплениями.

Царскому барону казалось, что скоро он снова возобновит свои разбойничьи набеги на Советскую республику, что его неудачи временного характера, а расстройство его армии и потери быстро ликвидируются с помощью мировой буржуазии.

Так мечтал кровавый генералитет, сидя за неприступными позициями Сиваша и искусственными сильнейшими укреплениями.

Генералы и вручившая себя их попечению буржуазия просчитались. То, что невозможно для обманутых солдат барона, стало доступно беззаветной храбрости красных воинов.

Доблестные геройские полки 51-й стрелковой дивизии при содействии стрелковой латышской дивизии, под ураганным огнем противника с моря и суши, голодные и усталые, беспрерывными штурмами овладели этой крепостью. Во время боев с 3 ноября они, прорезывая несколько линий проволочных заграждений, устилая телами своих лучших бойцов путь к победе, многочисленными атаками нанесли колоссальные потери противнику.

Сбитый пехотой, разложенный паникой, потерявший с падением этой единственно укрепленной полосы Крыма надежду на дальнейший успех своего черного дела, противник откатывается в глубь Крыма.

Среди кадрового и молодого офицерства идут раздоры и ссоры. Дисциплина и подчиненность отсутствуют.

Впереди у них гибель от нашей меткой пули и сабли, позади волны бездонного Черного моря, преграждающего путь к спасению.

Пехота блестяще выполнила возложенную на нее задачу.

Теперь дело за вами!

И вы так же славно и блестяще выполните его, как выполняли свои задачи на Дону, Кубани, в Галиции и Польше.

Республика ждет от вас уничтожения Врангеля и его банд.

Реввоенсовет: Ворошилов, Буденный».

Конная армия стремительно шла по Крыму. Неприятель, не оказывая сопротивления, повсеместно сдавался. По сторонам дороги стояли покинутые пушки, зарядные ящики с перерубленными постромками (ездовые уходили на лошадях), валялись разбитые артиллерией бронемашины, снаряды, патронные ящики. Тут и там гнали пленных…

В два перехода дойдя до Симферополя и переночевав в нем, 61-й полк в составе дивизии быстрым маршем двигался на Севастополь.

Хмурое с утра небо к полудню прояснилось. Яркое и еще горячее солнце заливало окрестности — долины, горы, зеленые рощи островерхих тополей.

— Ну и погода хороша! — сказал трубач Климов, потягиваясь.

— Факт, — согласился Кузьмич, — погода — лучше не надо… Я все же не пойму, как это Семен Михайлович было к зеленым попал? — спросил он, оглядываясь на приятеля.

— Чего же тут не понять? — возразил Климов. — Ведь мы же его выручали.

— Это-то известно. А вот как он к ним попал?

— Я знаю, — сказал Харламов, ехавший позади них. — Мне говорил Федя, ординарец Семена Михайловича. Мы с ним дружки.

— А ну, расскажи, Степан Петрович, — попросил Кузьмич.

— Так вот, — начал Харламов, выезжая из ряда и пристраиваясь к Кузьмичу. — Они с Климентом Ефремовичем, стало быть, нас обогнали на автомашине и первые заехали в Симферополь. С ними охранение — два броневика. Заходят на квартиру. Товарищ Ворошилов как прилег на кровать, так и заснул. Ведь трое суток не спали. А Семен Михайлович глянул в окно — какие-то конные ездят. Думал, наш полк. Мы первые шли. Выходит во двор, а там броневики, моторы, что ли, прочищали, шум страшный! Оказалось — зеленые. Банда капитана Орлова. Попереди сам Орлов. На носу эти… как их?..

— Пенсне? — предположил Кузьмич.

— Вет, вот! Пензе. А сам поперед себя держит вот этакий «Смит и Вессон».

Харламов бросил повод и широко, развел руки, показывая размер револьвера.

— Это что — «Смит и Вессон»? — спросил Кузьмич.

— Револьвер такой. Старинный. Американский… Да.

Только Семен Михайлович спросил: «Какой части?» — а они его окружили и повели. Он хотел крикнуть на помощь, да за броневиками голоса не слыхать. Вот он идет и думает: «Есть в стволе патрон или нет?» У него в кармане маузер лежал. Думал, думал, вспомнил — есть патрон!.. Только выходят к переулку — навстречу конные. Один посмотрел и говорит: «Это Буденный. Я его знаю. Рубите его!» А другой: «Пусть покажет документы». Семен Михайлович что-то им подает. Они смотрят — золотые часы! И давай драться. Каждый хочет себе.

— Ишь как ловко сообразил! — заметил Кузьмич.

— Да. Начали они драку и на Семена Михайловича не смотрят. А он рванулся, отбежал в сторону, выхватил маузер — и «бац! бац!» по ним. Они в панику, а тут мы и подоспели.

— Ну а часы?

— Часы? Часы нашли и вернули Семену Михайловичу.

— Да, вот это человек, — сказал Климов. — Из какого хочешь положения выйдет.

Они помолчали.

В стороне, у подножия пожелтевших холмов, показались пулеметные тачанки. Они быстро, мелькали, поднимая за собой рыжий столб пыли.

— Это кто же такие? Махновцы? — недоумевая, предположил Климов.

— Наши. Махно на Феодосию пошел, — пояснил Харламов. — Раскаялся, говорят, грехи замаливает.

Колонна остановилась. Впереди начали спешиваться. Полк располагался на привал.

— Гляди, братва, казаки! — показывал Назаров на пленных, сидевших неподалеку.

Придерживая шашку, он подошел к ним.

— Чтой-то вы, станичники, вроде на себя непохожие? — заговорил он язвительным тоном, встречая на себе хмурые взгляды. — И френчи у вас вроде не наши. И пуговицы вон со львами. И сапоги со шнурками… Всего и звания казачьего фуражка с околышем!.. Скажите, гады, за сколько Антанте поп родавались? — глухо спросил он, подступая.

— Мобилизованные мы, — мрачно ответил носатый урядник.

— Сукины дети вы! Вот кто! — вскрикнул Назаров. — Антантовы сынки! Против народа пошли, такие-разэдакие!

— Ты что, гад, смеешься? — спросил пожилой казак с давно не бритым черным лицом. — Ты не смейся, а расстреляй!

— Мы пленных не расстреливаем. А тебя всегда успеем, — сказал Назаров, оглядываясь на подошедшего Леонова.

— Стреляй! — закричал казак, поднимаясь и раздирая на груди гимнастерку. — Продали!.. Пропили нас генералы… Обманули, а сами убежали! — кричал казак. Он упал и забился. Пена выступила у него на губах.